Он же был весьма удивлен тем, что обнаружил, и сие доставило ему немалое удовольствие, ибо он считал само собою разумеющимся, что ему должно иметь любовницу для себя одного, что в военном походе есть вещь необычная, поскольку здесь редко встретишь одну из тех самых полковых леди, и это в равной мере верно и для кавалерии, и для пехоты; итак, он не думал ни о чем, кроме как об удовлетворении своей страсти без особых церемоний. И тут обнаружилось, что он здорово ошибся, ибо она оказалась очень сдержанной и скромной и отвергла все его притязания, и в то же время была столь любезною и вкрадчивою в обхождении, что совершенно переменила его намерения, так что, удалясь от мысли сделать ее своею любовницей, он теперь добивался ее в жены.

Сие было величайшим желанием ее сердца; короче говоря, они обменялись обещаниями, и когда кампания закончилась и полк отправился на зимние квартиры, они купили для нее женские одеяния на такую сумму, какую только могли набрать совокупно, и в открытую поженились.

Россказни о двух кавалеристах, вступающих друг с дружкою в брак, наделали много шума, так что некоторых офицеров любопытство побудило принять участие в церемонии, и они сговорились меж собою, что каждый из них сделает невесте небольшой подарок для обзаведения домашним хозяйством, из уважения к тому, что она была их товарищем-солдатом. Будучи таким образом обеспечены, они, как оказалось, возымели желание оставить службу и обосноваться в миру; невероятная история их любви и брака снискала им столь великое расположение, что они легко получили отставку и тут же открыли харчевню, или кофейню, где подавались дежурные блюда; она имела вывеску «Три подковы» и была подле замка Бреда, где их дело вскорости пошло на лад, ибо очень многие офицеры стали обедать у них постоянно.

Но счастье их продолжалось недолго, ибо муж скоро умер, а поскольку подписан был Рисвикский мир [175] , офицеры более не посещали Бреду, как то было раньше; так что вдова, имея скудную торговлю или вовсе оной не имея, принуждена была закрыть свое заведение, а поскольку ее сбережения мало-помалу совсем истощились, она вновь облачается в мужское платье и, приехав в Голландию, нанимается там в пехотный полк, расквартированный в одном из приграничных городов. Здесь она долго не осталась, а, так как в мирное время продвижение по службе едва ли было возможно, решилась искать счастья другим путем; и, уволившись из полка, села на судно, направлявшееся в Вест-Индию.

Случилось так, что этот корабль захвачен был английскими пиратами, а поскольку Мэри Рид была единственною на борту английской подданной, они оставили ее себе, судно же, разграбив, отпустили. После того они занимались сим ремеслом еще какое-то время, пока не вышел королевский указ, который оглашен был во всех уголках Вест-Индии, о помиловании тех пиратов, кои добровольно сдадутся к определенному дню, там объявленному. Команда Мэри Рид воспользовалась тем указом и, сдавшись, спокойно жила на берегу; но, ощутивши стесненность в средствах и прослышав, что капитан Вудс Роджерс, губернатор острова Провиденс, снаряжает нескольких приватиров в поход против испанцев, она и еще несколько других сели на корабль и отправились на тот остров, в надежде прожить за счет приватирства, ибо решили обрести удачу не одним путем, так другим.

Не успели сии приватиры снарядиться, как на некоторых те матросы, кои ранее были помилованы, взбунтовались против командиров и обратились к старому своему ремеслу. В их числе была и Мэри Рид. Правда, она часто заявляла, что всегда питала отвращение к пиратской жизни, и вела таковую лишь по принуждению и на сей раз, и прежде, намереваясь оставить ее, как только представится удобный случай. Однако некоторые из тех, кто свидетельствовал против нее на суде, а то были люди, взятые силою и плававшие вместе с нею, показали под присягой, что в бою не бывало никого решительнее ее и Красотки Энн – шла ли речь о готовности пойти на абордаж или об ином рискованном деянии; а особенно в том бою, когда их атаковали и захватили, ибо, когда корабли оказались в тесном соседстве, никто не остался оборонять палубу, кроме Мэри Рид, Красотки Энн и еще одного. После чего она, Мэри Рид, призвала тех, кто был под палубою, выходить и драться, как подобает мужчинам, и, обнаружив, что они даже не пошевелились, разрядила свое оружие в трюм, в самую толпу, одного убив, а иных ранив.

Сию часть свидетельств против себя она отрицала; но, верны они или нет, несомненно то, что она не искала славы храбреца, и более того, оставалась замечательно скромною, в соответствии со своими понятиями о добродетели. Ее истинный пол едва ли заподозрен был хоть одним человеком на борту, пока Красотка Энн, которая отнюдь не была столь сдержанною в том, что касалось целомудрия, не прониклась к ней особою симпатией; короче говоря, Красотка Энн приняла ее за пригожего юношу и по каким-то причинам, ей лучше известным, первой открыла свой истинный пол Мэри Рид. Мэри Рид, зная, с чем ей придется столкнуться и чувствуя явную свою несостоятельность в этом отношении, принуждена была подвести ее к пониманию истины и, к великому разочарованию Красотки Энн, дала ей понять, что и она тоже женщина; их сближение, однако, так встревожило капитана Рэкхэма, бывшего любовником и кавалером Красотки Энн, что в нем поднялась бешеная ревность, почему он заявил Красотке Энн, что перережет глотку ее новому любовнику, а потому, дабы успокоить его, она посвятила в тайну и его.

Капитан Рэкхэм (поскольку он был связан обещанием) хранил дело втайне от всей команды корабля, однако же, несмотря на всю хитрость и сдержанность Мэри, любовь отыскала ее и в мужском обличии, не позволив забыть про свой истинный пол. В том походе они захватили множество судов, кои принадлежали Ямайке и другим краям Вест-Индии, направлявшихся в Англию или из Англии; и если им попадался какой-нибудь искусный мастер, или иной человек, который мог бы так или иначе принести многую пользу их команде, то, когда он не изъявлял желания присоединиться к ним по своей воле, у них в обычае было удержать его силою. Среди таковых искусников был юноша, весьма привлекательный и обходительный, или, во всяком случае, бывший таковым в глазах Мэри Рид, которая настолько сражена была его внешностью и обращением, что не могла обрести покоя ни днем, ни ночью. Но поскольку нет ничего изобретательнее любви, то для нее, уже искушенной в сих уловках, не составило большого труда изыскать способ обнаружить перед ним свой истинный пол. Вначале она обрела его доверие, высказываясь против пиратской жизни, к коей он питал совершенное отвращение, так что они стали сотрапезниками и близкими приятелями. Когда же она убедилась, что он питает к ней искреннюю мужскую дружбу, то позволила ему свершить открытие, неосторожно явив его взору свои белоснежные груди.

У юноши, который был из плоти и крови, зрелище сие возбудило такое любопытство и желание, что он не переставал изводить ее расспросами, покуда она не призналась, кто она. Теперь начинается сцена любви. Пока она скрывалась под вымышленною личиною, он питал к ней приязнь и почтение, теперь же они превратились в обожание и желание; ее страсть была не менее сильна, и она выразила ее, возможно, одним из самых великодушных деяний, какие когда-либо внушала любовь. Случилось так, что тот юноша поссорился с одним из пиратов, а поскольку их корабль стоял тогда на якоре близ некоего острова, они решили сойти на берег и сразиться, согласно обычаю пиратов. Мэри Рид была до крайности обеспокоена и встревожена судьбою своего возлюбленного. Ей не хотелось бы, чтобы он не принял вызов, ибо не вынесла бы мысли, что его заклеймят как труса; с другой же стороны, она страшилась исхода события, предчувствуя, что тот задира окажется для него слишком силен. Когда любовь поселяется в груди того, кто обладает даже проблесками великодушия, она побуждает сердце к самым благородным поступкам; оказавшись пред лицом сей дилеммы она доказала, что печется более о его жизни, нежели о собственной, ибо решила сама поссориться с тем задирою и, пригласив его на берег, назначила время на два часа раньше того, когда он должен был встретиться с ее возлюбленным, и в указанный час билась с ним на саблях и пистолях и убила на месте.